|
Страшная история котика Тарасика, рассказанная им самим.
Гутен таг, майне дамен унд херрен, здоровеньки булы, товарищи дорогие! Это я к вам обращаюсь кот Тарас Острый зуб и Меткий глаз.
Не знаю поверите ли вы мне или нет, но я родился-таки в Одессе, на Ближних Мельницах. Это у нас район такой есть, там еще Петя с Гавриком колбасились.
Помните? Если нет, то прочтите «Белеет парус одинокий», там все про эти «мельницы» сказано. Добавить мне нечего, кроме того, что за сто лет в районе том практически
ничего не изменилось.
Так вот, помню как сейчас, родился я весной и сразу был красавец писаный, мохнатенький и хвостатенький.
Поэтому меня мамка прятала от нескромных взоров, ибо каждый, кто меня видел, сразу почему-то начинал меня ловить и пытаться забрать. А я свободу любил, на солнышке
порезвиться, на ближайшем дереве птиц погонять, да еще очень мне нравилось, на поленницу вместе с корешами забравшись, наблюдать, как сосед дядя Грыць свой
доисторический «запорожец» чинит-латает, матерясь и к бутылочке прикладываясь.
Только вот однажды пронеслась мимо девочка, словно ураган какой-то. Резвая такая, по-немецки еще чего-то бормотала. Язык тот диковинный меня и притормозил слегка.
Это я потом уже узнал, что язык тот немецким назывался, а тогда я просто остановился, пораженный, как это такая симпатичная девочка такие звуки издавать может...
И, пока я размышлял, она руками меня за хвост цап! Я все свое обаяние включил - зарычал и когти навострил, да куда там! Был я пойман и принесен в дом, где та девочка
гостила. Врать не буду накормили-напоили меня вкусно и обещали мышку импортную подарить. Еще много чего наобещали мне: и подстилку мяконькую и колбаску
вкусненькую, и, представьте себе, даже персональный туалет с песочком. Короче, склонили меня к измене родине, к отъезду на ПМЖ в далекую Германию.
А я что? Я согласился.
Так одним апрельским днем, простившись с мамкой и корешами (папашка мой, как обычно и все папашки, где-то отсутствовал), я уселся в приготовленную для меня коробку
от обуви и путешествие началось. Собственно, путешествия я не помню, ибо из коробки особо не показывался, справедливо опасаясь злобных таможенников и пограничников.
Наши-то могли моих новых хозяев арестовать за незаконный вывоз ценного котища, а немецкие, наоборот, за попытку такого красавца ввезти, ибо всем известно, что немцы
любят все странненькое и некрасивенькое.
Таким вот контрабандным образом и был я увезен с родины. Чужбина встретила меня неласково, что и говорить. Гулять привольно по улицам запретили мне сразу, и в сад,
что под домом разбит, мне ходу тоже нет. Хозяева мне объяснили, что какой-то Орднунг запрещает нам, котам, самим по себе гулять. Видимо, этот злой Орднунг у них
главный тут фашист. Вот и сижу я теперь высоко-высоко в старой квартире без балкона. За маленькими мутными оконцами редко-редко да и выглянет солнышко холодное и
неласковое, как и все эта заграница.
Немецкие птицы, что в большом количестве проживают на соседних деревьях, собираются стаями перед моим окошком и, гадя на припаркованные внизу автомобили, громко
орут, видимо, обсуждая меня. Я не знаю, о чем орут эти дурные птицы, но что-то обидное и злое чудится мне в их пронзительных и гнусных голосах.
Не хочу перечислять, что еще со мной сдесь сделали врачи-убийцы в белых халатах. Отмечу лишь, что теперь я толст и спокоен, и есть у меня, как и обещали, удобный
ящик с песком, вкусный харч и мягкий диван. Ничего интересного, видимо, со мной в этой жизни уже не произойдет, да и не хочется, в общем-то.
Вот и сейчас, обдумывая
вышесказанное, сижу я на узком подоконнике, глядя за окно на серые низкие облака и пролета¬ющие мимо редкие хлопья снега, и буду сидеть так еще долго, лет четырнадцать,
словно какой-нибудь узник замка Иф. А потом, когда усы мои завянут, заслезятся глаза и выпадут зубы, вобьет мне врач-убийца в задницу ядовитый укол и сожгут меня по
местным обычаям в электрической печи.
Но это будет не сейчас еще, не скоро, так что пойду-ка я, подзакушу мяском и завалюсь на хозяйский плед спать. А во сне, я надеюсь, увижу снова родную поленницу на
залитом теплым одесским солнышком дворе, веселых воробьев, дерущихся в пыли у крыльца, мою ласковую пушистую маму, и соседа дядю Грыця с его вечным «запорожцем».
Я очень люблю эти сны. Жаль только, что приходят они ко мне все реже и реже...
Чужбина. 2003
|
Комменты:
|